Андрей Паршинцев. ОДИНОКИЙ
Уже пожелтела трава на болотных кочках, и тина, взбаламученная лягушками, стала погружаться на дно, вместе с этими лягушками. В небе собирались в стаи еще не улетевшие журавли, а одинокий волк все сидел и смотрел на покрывающуюся тонким ледком, болотную воду.
Как это бывает со всеми, — старость подкралась незаметно. Еще, казалось, вчера, молодые волчата, которых Седой учил брать след, сидеть в засаде и уходить от погони, со вниманием, и почтением ловили каждую его мысль. Еще вчера, каждый его жест, и каждый приказ выполнялся беспрекословно все стаей. Еще вчера была жива Лайка, жена Седого. Нелепая смерть в жестоком железном капкане оборвала ее жизнь.
Опережая самоуверенного Первача, с голоду кинувшегося на оставленную людьми, приманку, Лайка не смогла убедить его не брать подозрительное мясо. Стая уже несколько дней ничего не ела, и теперь, учуяв запах свежего, с кровью, мяса, Первач не выдержал. Видимо, голод затмил его разум, а запах свежего мяса стер последние здравые мысли.
— Откуда здесь, на границе леса, может просто так лежать мясо? Это ловушка! – пыталась втолковать Лайка.
Когда то давным-давно, Лайка жила у людей, которые натаскивали на молодой волчице своих собак. Наверное, оттуда и научилась собачьему лаю. Не одна деревенская собака потом пострадала от сбежавшей в лес, волчицы. Собаки, преследовавшие ее в молодости, стали ее личными врагами, и при всяком удобном случае, она мстила всем собакам.
Однажды, изловчившись во время тренировочной травли собаками, Лайка умудрилась сбежать от их преследования в лес. Может быть, ее и достал бы самый матерый волкодав, почти загнавший ее, но когда Лайка решила принять последний бой с вырвавшимся далеко вперед, псом, ей помог случайно появившийся в тех местах, Седой. Вдвоем, им не составило большого труда задавить матерую собаку, которая, возможно, при встрече с любым одним из них, вышла бы победителем. Но здесь силы были неравны! И оставив волкодава с перегрызенным горлом и вспоротым брюхом, Седой увлек Лайку за собой, подальше, к болотам. Там он знал почти все тайные тропы среди чавкающей бездны. И люди, поняв всю гибельность и бесперспективность преследования, вынуждены были отступить назад, перед мудростью дикой природы.
Этот поединок выиграли волки. Лайка, с благодарностью приняв помощь Седого, стала ему верной спутницей в их дальнейшей волчьей жизни. Поняв, что болота могут быть самым лучшим убежищем от людей, Лайка убедила Седого создать здесь основное свое логово. Уже потом, направляясь на охоту на десятки километров в разные стороны, и создавая там другие, временные убежища, в случае большой опасности, они всегда направлялись сюда. Только здесь они могли чувствовать себя в полной безопасности. Но так, увы, было только летом. Зимой же, когда почти вся земля и вода промерзала насквозь, здесь тоже нельзя было укрыться! И тогда волки уходили подальше, в леса. Там, конечно, было голодно, Редкий тетерев, чудом попавший в зубы волков, был настоящим праздником. В основном же приходилось довольствоваться мышами, отнимая еду у лисиц. Да еще выручали браконьеры, упустившие подранками кабанов, оленей, или косуль. Но такие случаи были настолько редки, что вспоминались потом, как что то, подаренное судьбой. Судьбой серых свободных хищников, неподвластных людям. Судьбой, хранившей этих, чудом оставшихся в природе, предков собак, предков тех, нынешних собак, которые перешли на службу главных врагов волков – людей!
Первенцы Лайки и Седого – трое щенят, не смогли выжить в суровых условиях затянувшейся весны. То ли у голодной Лайки не хватило молока, то ли весна была слишком холодной. Тыкаясь в полупустое вымя Лайки, щенята, слабея, замерзали один за другим, и даже тепло обоих родителей не смогло их согреть. Молодая волчья семья, потеряв всех своих детей, решила перебраться поближе, к заповеднику, в котором и зверей было больше, и охотников меньше. После всего пережитого раньше, новые земли оказались настоящим раем. Особенным раем казалась зима! Загнанный по покрытому ледяной корочкой, снегу, олень, или кабан, добывались особенно легко. Проваливаясь в полуметровый слой снега, добротный олень при преследовании легко скользящих волков по затвердевшей корочке наста – верхушке снега, которая, оттаивая в теплые солнечные дни, замерзала в морозные ночи, замирал в ступоре, лишь чуя приближение волка. А еще, колючий и режущий, как острый камень, наст, ранил нежную шкуру самок и телят оленей и косуль, оставляя на снегу небольшие кровавые метки. Запах этой крови можно было учуять, даже не видя следа. И уже потом, выйдя на этот свежий след, можно было, не проваливаясь мягкими, с подушечками, лапами, спокойно преследовать обреченного зверя, зная, что без пищи в холодную зиму не останешься!
Если бы у Лайки с Седым были такие возможности при их первом выводке, то, возможно, они не бродили бы сейчас вдвоем! Сытая и спокойная жизнь и молодость, дали этой паре новый шанс! Весной следующего года, трое волчат, родившихся на этот раз, выжили, и со временем стали полноценными членами стаи. Ртов стало больше, и, следовательно, и пищи потребовалось тоже больше!
Уже на следующую зиму на трапезы стаи Седого и Лайки обратили внимание егеря. Хоть это был и заповедник, но егеря всегда плохо относятся к тем, кто, не считаясь с их мнением, начинает самостоятельно регулировать численность зверей в заповеднике, будь то браконьер, или волк. Для егеря эти понятия почти равнозначны! И если волка еще может прикрыть какой-то научный сотрудник, доказывающий, что волк – такое же животное, как и другие, то браконьеров не любит никто! Когда же волков становится много, то их присутствие в заповеднике также приравнивается к браконьерству! И здесь даже мнение науки перестает действовать на сознание егерей!
На стаю Седого и Лайки, открылась, пока негласная, охота. Первенец был пойман в капкан, и, кружа вокруг него, Лайка, как мать, пыталась чем-то помочь Первенцу, — лизала попавшую в капкан лапу, грызла холодное неумолимое железо, но ничего не могла сделать. Первенец выл от боли, только привлекая этим внимание. И когда Седой почувствовал людей, и заставил стаю уйти подальше, Лайка, оглядываясь и огрызаясь на мужа, нехотя пошла за всеми на ближайший пригорок.
Подошедшие егеря накинули на Первенца сеть, и запутавшийся в ней, грызя от ярости эту цепь, Первенец замер, упав на спину, и увидев людей. Он столько слышал о них страшного от Лайки, что теперь, увидев этих ужасных двуногих зверей возле себя, впал в такой же ступор, как и олени, преследуемые ранее стаей.
Засунув в мешок, вместе со спутанной сетью, Первенца, люди не обращая внимания на стоящих вдали волков, словно демонстрируя свое превосходство, спокойно встали на лыжи и отправились в обратный путь.
Потрясенная Лайка, видя все это, казалось, тоже встала в ступор, и только толчок мужа носом в бок, вывел ее из этого состояния.
— Не стал бы он настоящим волком! – подумал Седой. – Олень, а не волк! – И, словно передав эти мысли стае, он увлек ее дальше, в другой конец заповедника.
Следующий отпрыск попался на отравленной приманке. Неизвестно откуда появившаяся нога кабана, вроде бы не вызывала особого беспокойства стаи, но Седой приказал пока не трогать ее, а выждать, глядя со стороны, что будет дальше. Особенно его насторожило то, что рядом проходил такой же лыжный след, что и возле капкана.
Младший всегда был голоден. Может быть, ему еще с детства не хватало молока, высасываемого более сильными братьями, а может быть, растущий организм требовал постоянного потребления мяса. Не слушая предостережений отца, младший накинулся на эту злосчастную кабанью ногу. Урча и пуская слюни, он улегся на снег, и, не дожидаясь других членов стаи, стал рвать куски из этого мяса, жадно проглатывая их. Средний, видя такое буйство аппетита, хотел было присоединиться, но мать Лайка, легонько укусив его, показала головой на Седого. Именно он должен был сначала взять первую порцию мяса. Именно вожак должен подать пример!
Седой же молча смотрел на все это, и только зрачки его глаз, которые не видел Средний, но которые чувствовала Лайка, суживались от обиды, возмущения и еще неизвестно чего. – Младший нарушил закон стаи!
Испытывая огромное уважение к родителям, Средний тоже стоял и смотрел, как Младший, кусок за куском, пожирает кабанью ногу.
Уже вскоре у Младшего пошла пена из пасти, и, отрыгивая проглоченные ранее куски, он стал валяться в снегу, в судорогах, пока не замер окончательно.
Подойдя к умершему в страшных муках, отпрыску, Седой понюхал оставшиеся куски кабаньей ноги, и, подозвав негромким воем Лайку со Средним, заставил запомнить запах отравленной приманки.
Оставив Младшего на месте трагедии, Седой повел семью подальше от этого злополучного места. Больше их в этом году никто не беспокоил.
С возрастом уходят силы, но прибавляется мудрость. Седой, за редким исключением, почти не участвуя в личном единоборстве с загнанными зверями, направлял появившееся потомство на нужные маршруты, и, ожидая, когда зверь будет уже повален, подходил к поверженному телу, и, тщательно обнюхав его, разрешал приступать к трапезе. Вся его волчья сила теперь направлялась на поддержание железной дисциплины в стае и поддерживание своего личного авторитета.
Неуловимость и неуязвимость волчьей стаи поражала егерей, открывших настоящую охоту на клан Седого. И то сказать! Разросшаяся до десятка голов, волчья стая уже не удовольствовалась редкими, ослабленными животными.
Седой понимал, что добром это не кончится, и предлагал Лайке отделиться от повзрослевших детей, или изгнать их из насиженного участка.
Но где вы видели такую мать, которая прогонит своих детей, выношенных и выпестованных ею в муках и лишениях? Вот, Хромыш, которого она отбила у злой кабанихи, когда тот, еще несмышленым щенком, пытался поиграть с ее полосатыми поросятами. Да сам Седой постарался в это время оказаться подальше от такой злобной мамаши! Одно дело, утащить поросенка, совсем другое – наткнуться на разъяренную кабаниху! Лишь только облаяв ее, как собака, Лайке удалось спасти своего щенка, так и оставшегося хромым после этого случая. И теперь она должна его бросить? А Шейка? – молодая волчица с белым пятном на правом ухе. Седой потом еще долго с подозрением смотрел то на нее, то на Лайку.
– Откуда такая взялась?
А Шейка, еще щенком, словно извиняясь за себя и за мать, все лизала в шею Седого, пока не растопила своей лаской все его сомнения! – Ее тоже бросить?
Но расстаться со стаей все же пришлось! Однажды, услышав непонятный и угрожающий шум, стая стала уходить от него в то место, которое всегда не нравилось Седому. Но делать было нечего. Шум стал раздаваться с разных сторон, и стая, гонимая этим шумом, попала в страшную западню. Со всех сторон этой западни оказалась натянутая веревка с трепыхающимися кусками материи, издающей ужасный запах человека! Стая стала затравленно метаться в разные стороны. Только в самом центре той западни было относительно спокойно. Но как знать, сколько еще будет здесь безопасно, и откуда может прийти беда в следующее мгновение? Лучше всего было бежать к мелкому густому лесочку на север, но там, между деревьями, проглядывались какие-то подозрительные бесформенные фигуры, и ветер, доносившийся оттуда, нес крепкий запах человека! И тогда Лайка, видимо, вспомнив, что-то из своего детства, связанного с людьми, пробежав вдоль этой страшной и вонючей веревки, внезапно схватила зубами и сорвала с нее одну из трепыхающихся, пропитанных человеческим потом, тряпок! Поднырнув под голую веревку и обернувшись к стае, Лайка ждала, когда же все последуют ее примеру!
Вся стая, не знавшая и никогда не видевшая таких ужасов, побоялась последовать за стареющей самкой, видимо решив, что у нее от ужаса помутился разум! Ведь здесь пока было намного безопасней, чем рядом с трепыхающимися на ветру лоскутами, издающими ненавистный запах главного волчьего врага! И только Седой, да следом за ним, первенец – Средний, устремились вслед за Лайкой. Уже уйдя далеко от этого места, спасшиеся волки услышали частую стрельбу из ружей, и, понимая, что там происходит, только ускорили свой бег, решив навсегда уйти из заповедника.
Где бы ни появлялась стая, таких, богатых дичью мест, ей уже не встречалось. И тогда Седой решил вернуться на болота. — Может быть, не так и сытно, зато более спокойно! – пытался объяснить он Лайке свое решение.
О жирных кабанах и мясистых оленях теперь пришлось забыть и новой пищей резко сократившейся волчьей семьи, опять стали мыши, зазевавшиеся птицы, да бродячие собаки, которых Лайка чуяла каким-то внутренним, оставшимся с детства, чутьем.
С новой весной у Лайки появились новые щенята, и пищи опять стало не хватать.
Уже не совсем молодые, Лайка и Седой, пытались найти какую-то еду для подрастающих щенков, и, если бы не Средний, то стало бы совсем туго! Словно забыв о себе, Средний, чувствуя благодарность за то, что его оставили в семье с новорожденными, и ответственность за стаю, стал основным добытчиком. И уже Седой с Лайкой стали прислушиваться к его мнению на охоте. Но, как бы там ни было, любую крупную дичь, Средний всегда оставлял родителям. Только после Седого, все другие волки приступали к трапезе, как бы голодны они не были.
Постепенно, Средний становился вожаком, но, тем не менее, авторитет Седого оставался беспрекословным. Понемногу отходя от важных дел в клане и нежась на ласковом Солнце, Седой с Лайкой с одобрением смотрели, как Средний руководит стаей. А когда ему, наконец, понравилась подросшая волчица Белка, — любимица Лайки, родители облегченно вздохнули, увидев, что продолжение рода в надежных руках.
Белка, названная так за умение, как и ее мать, Лайка, лаять, и при каждом удобном случае облаивающая любопытных белок, бодро и с нескрываемым энтузиазмом, приняла вахту материнства и продолжения рода у стареющей Лайки. Однако отношения внуков с дедами и бабками всегда отличались непредсказуемостью!
Отдавая все внимание матери – Белке, ее щенята, уже не имели такого уважения к Лайке и Седому. Когда Белка, после выхаживания своих щенят вновь вернулась в стаю, ее подрастающее потомство уже не чувствовало кровного родства с другими членами этой стаи. А, уже прилично подросши, они никак не могли понять:
— Почему Седой, почти, что чужой волк, должен первым есть то, что добыл их отец, — Средний?
Конфликт нарастал постепенно. Уже повзрослев, молодые волчата, ни в грош не ставя деда с бабкой, стали сомневаться в адекватности своего папаши, — Среднего:
— Какое может быть преклонение перед этими одряхлевшими старперами? Они-то уже и собаку не в состоянии самостоятельно загнать!
Еды с взрослением новых волчат становилось все меньше, и только благодаря мудрости Седого и Лайки, стая еще не нарвалась на людской гнев. Помня о злопамятности людей, Лайка уводила стаю подальше от людских глаз. Но, тем не менее, какую-то дань у людей все же приходилось брать. И пока еще не очень ясно, но ропот в ближайших деревнях уже нарастал. А однажды, когда голод подвел брюха у стаи, и Первач – первенец Белки со Средним, решил схватить подозрительный кусок мяса, Лайка помешала ему это сделать.
Подросший Первач уже готов был покусать Лайку, заподозрив ее в том, что его законная добыча уйдет в желудок бабки, как уходили первые куски овцы или теленка, старым волкам!
Не имея других аргументов, и оттолкнув его в последний момент, Лайка, забыв о всегда присущей ей осторожности, прямо передней лапой, неожиданно попала в приготовленный людьми, капкан.
Поджав хвосты, вся стая сбежала подальше от несчастной Лайки, и только Седой со Средним остались возле нее.
Слабо повизгивая от боли и облизывая кровь с перебитой капканом, лапы, Лайка с грустью смотрела на присевших рядом, мужа с любимым сыном, словно прощаясь с ними навеки.
Седой, не в силах сдержаться, попытался, было, перегрызть лапу у Лайки, чтобы освободить ее, но та, ласково укусив его за ухо, запретила это делать. Уже настало утро, а Седой со Средним продолжали сидеть возле Лайки. И тогда она, посмотрев на мужа и сына, словно приказала оставить ее.
Поднявшись, они направились, было, к стае, но потом, Седой вернулся, и вновь сел рядом. И никакие уговоры Лайки не могли сдвинуть его с места. Стоявшего поодаль Среднего, увела в стаю, Белка. И стая, ведомая Белкой, пошла от этих мест, подальше, к болоту.
— Жизнь должна продолжаться! – словно говорила Лайка, обреченно глядя на своего любимого мужа, с которым прожила всю свою волчью жизнь. — Иди и ты! Ты еще нужен стае!
Но Седой, опустившись на брюхо, лег рядом с Лайкой.
Весь день они пролежали вместе. Лайка, забываясь от боли, засыпала, закрывая глаза, но внезапно, видимо, что-то увидев в своем волчьем сне, дергалась, и боль, появляющаяся от этого движения, возвращала ее из спасительного забытья в суровую, реальную действительность. И если бы не ласковые, полные сочувствия, глаза мужа, Лайка завыла бы во всю оставшуюся силу, чтобы поскорее привлечь к себе людей, поставивших этот капкан, и чтобы эти люди побыстрее прекратили ее ужасные страдания. Телесная боль, мучающая несчастное тело Лайки, перекрывалась большой любовью к своему верному супругу Седому, не бросившему ее, и, несмотря на личную опасность, находящемуся рядом.
За весь день, из ближайшей деревни никто так и не пришел. Слабеющая Лайка все чаще впадала в забытье, и выходила из него, только чувствуя шершавый язык любимого на своих веках. Седой, словно прося Лайку еще раз посмотреть на него, пытался оттянуть время ухода своей любимой, понукая ее к жизни.
Уже на закате, Лайка последний раз открыла глаза и, передав угасающим взглядом всю свою любовь супругу, окончательно замерла.
Напрасно Седой вылизывая глаза Лайки, пытался вновь привести ее в чувство.
Поднявшаяся из-за горизонта, полная Луна, увидев все это, стыдливо попыталась спрятаться за тучами, но те, пробегая по небу, опять открывали ее, словно призывая в свидетели.
И тогда, Седой, поднявшись на лапы, завыл во всем своем отчаянии — отчаянии самой дорогой потери своей жизни.
Немного позже, пролежав с мертвой подругой, он все-таки отгрыз ее лапу от железного капкана, и, схватив Лайку за загривок, как когда то они вместе таскали овец, перекинул ее на спину и понес к болотам. Уже на рассвете, подойдя к большой топи, он положил ее на краю берега, и, последний раз лизнув в глаза, носом толкнул Лайку в вечную зыбь болот.
Словно нехотя, трясина медленно приняла свою новую жертву, обещая ей тот покой, который она не смогла бы найти на земле.
Подождав, пока Лайка полностью скроется в болоте, Седой пошел в стаю. Единственное, что его еще удерживало в этой жизни – это Средний. Их первенец и любимец Лайки.
Сказать, что в стае обрадовались его приходу, можно было бы с большой натяжкой. С потерей Лайки, даже Средний стал относиться к Седому немного иначе. И, если Седой еще имел право первого доступа к добыче, то даже он чувствовал, что это ненадолго. И уже сам Средний стал задумываться: — А правильно ли он делает?
Последним несчастьем, обрушившимся на Седого, стала нелепая смерть Среднего, который на охоте, вместе с Первачом угодил в засаду. Трудно сказать, почему это произошло, но Первач тут же предъявил свои права на первенство в стае. Он стал первым есть добычу, и даже его мать, Белка, стала третьей в стае, после вскоре появившейся у Первача, жены.
Сначала Седой был где-то в середине стаи по первенству, благодаря опыту и старым заслугам. Ну, а потом, когда решился вступиться за Белку, в споре с подругой Первача, и получил хорошую трепку от молодого, сильного и наглого Первача, то вообще скатился в изгои, которым достаются только остатки.
Первач, конечно, был силен и нагл, но он не был умен, и, тем более, мудр!
В погруженном в самого себя, и почти ничего не замечающем до этого, Седом, проснулась настоящая волчья лютость! Лютость, связанная с отмщением главному виновнику гибели Лайки, — Первачу! Он еще какое-то время терпел, но когда Первач решил изгнать его из стаи, не выдержал!
В ближайшей деревне шли последние уборочные работы, и Седой, все разведав и обмозговав, незаметно подкрался к женщинам, работающим в поле.
Ребенок, взятый в поле одной из женщин, стал именно тем орудием мести Седого. Схватив малыша за оттопыренную рубаху, и перекинув его за спину, Седой демонстративно пробежал невдалеке от работающих женщин, чтобы те услышали истошный вопль малыша.
Крик, поднятый в поле, вполне удовлетворил Седого, и, следуя по знакомым тропинкам, он потащил ребенка на болота. Остановившись невдалеке от того места, где трясина взяла Лайку и разжав еще крепкие зубы, он отпустил малыша и сел рядом. Он еще не решил, что делать с этим человеческим щенком, родители которого, возможно, тоже приложили свои силы к смерти Лайки. Не зная, как поступить дальше, он вдруг увидел открытую, беззащитную шею скулящего от страха ребенка, и в его, ослепленном местью, сознании, всплыл один из самых главных законов волчьей стаи: — никогда не нападать на врага, открывшего тебе свою шею! Человек был врагом волка! Но этот человек был всего лишь щенком, и, повинуясь какому-то непонятному и тайному инстинкту, Седой, сам не понимая, почему, вдруг лизнул его в щеку.
Перепуганный малыш тут же перестал плакать. А когда Седой лизнул его прямо в лицо, — тот неожиданно засмеялся, и погладил Седого по голове.
— Собачка! Хорошая собачка! – сказал внезапно потерявший страх, малыш.
И хоть Седой ничего не понял из этих слов, но ту ласку, с которой его погладил малыш, принял сразу. Поудобнее усевшись возле ребенка, он навострил уши и стал ждать.
Через несколько часов, разъяренные жители деревни были уже невдалеке. Убедившись, что люди вот-вот придут, Седой еще раз лизнул малыша, и не спеша пошел в сторону последнего логова стаи.
Несколько деревень, собравшись вокруг болота, сжали кольцо настолько, что не только волк, — воробью незаметным пролететь было бы трудно! Грамотно составленная облава не дала шанса ни одному волку из стаи. Находящийся где-то рядом, Седой, с особым удовольствием увидел, как был застрелен его главный враг – Первач.
По настоящему, пожалуй, жалко было только Белку, — но, когда Седого изгоняли из стаи, она сама выбрала свой путь. Путь Первача!
***
История о похищении волком малыша из деревни, облетела всю область, и, даже говорят, что на Центральном телевидении был сюжет на эту тему. Волков, как уверили в областном охотобществе, больше в этом районе нет. Но только, когда поднимается полная Луна, на болотах по-прежнему слышится тоскливый волчий вой, и даже браконьеры в это время стараются не появляться в тех местах.
15.02.2009. Симферополь.
***
Охотники преследуют волка, убившего мальчика
19.01.09 10:05
Пермь, Январь 19 (Новый Регион, Ольга Иванова) – В Пермском крае охотники продолжают поиски волка-убийцы, загрызшего мальчика. Предположительно, это волк-одиночка, изгнанный молодыми самцами из стаи. Территорию его обитания охотники обкладывают флажками. Следы зверя замечены у Лысьвенского села Кормовище. Пока что волку удается уходить от преследования. В ходе поиска бригада уничтожила пять других хищников, сообщает «Эхо Перми».
